Последствия неустранимы - Страница 41

— Поэтому и за овощами не ухаживает?

— Говорю, милок, корнеед тут овощи уничтожает. Весной-то предлагала Ане подержать свекольные семена в порошке. Отказалась, мол, как бы не отравиться такими овощами. Видать, побоялась, что порошок мне Софья Георгиевна дала, с которой у Ани дружбы нет.

— Почему они не дружат?

— Трудно их понять… Софья Георгиевна как-то жаловалась, будто Огнянникова про них нехорошие слухи распускает, мол, не по карману живут. Я спросила Аню: «Чо ты, голубушка, обижаешь Головчанских?» Вот, мол, такие и такие слухи ходят… Аня засмеялась: «Не в слухах, теть Дусь, дело. Ревнует Софья Георгиевна своего Сашеньку ко мне, а, между нами говоря, он мне нисколечко не нужен. Что уж я, богом обиженная, что ли, чтобы с женатиком связываться? Мне, если надо, холостые женихи найдутся». Оно и правда. Аня красивая женщина, простецкая. Мы и знакомы-то всего ничего, дачки вот рядом, а она как родня. Детишек любит. То конфет дорогих Славику принесет, то фруктов лакомых достанет. И хотя бы копеечку с нас взяла! Станешь расплачиваться — ни в какую не берет.

— Может, Софья Георгиевна не зря ревновала?..

— В таком деле трудно разобраться. Лично я не замечала, чтобы Александр Васильевич ухаживал за Огнянниковой. Аня, понятно, внешностью сильно привлекательная, молодая, не чета Софье Георгиевне. Да и веселая, с улыбочкой всегда. А чо ей?.. Одним словом, незамужняя. Головушка ни о ком не болит…

— Тетя Дуся, у вас того порошка, розового, не осталось? — сменил тему Голубев.

— Чуток для будущей весны оставила.

— Можно посмотреть? Надо тоже к весне раздобыть, чтобы свеклу вырастить такую, как у вас.

Демина поднялась с табурета. Устало потерла поясницу и пошла в дачный домик. Голубев без приглашения направился следом. В крохотной дачке одна из стен была сплошь занята деревянными полками. На полках рядами стояли трехлитровые стеклянные банки, видимо, приготовленные для разных солений на зиму. Евдокия Федоровна протянула руку к самой верхней полке и на ощупь стала шарить в уголке. Через несколько секунд она с недоумением повернулась к Голубеву:

— Не могу нащупать… Посмотри сам, милок. С весны там лежит завернутый в газету целлофановый пакетик. На газетке крупно написано «ЯД», чтобы никто не трогал.

Голубев мигом подставил табурет и заглянул на полку — там сиротливо валялась на боку бутылка из-под «пепси-колы».

— Пусто здесь, тетя Дуся, — сказал Слава.

— Не иначе, Пятенков Максим Маркович забрал, — расстроенно проговорила Евдокия Федоровна. — Пустые бутылки я туда складываю. Сын с женой, как приезжают из Новосибирска, то лимонад, то еще какие напитки привозят, а бутылки-то назад не забирают. Всю полку ими заложили. На прошлой неделе попросила Пятенкова, чтоб унес в ларек. Максиму Марковичу словно господь-бог послал выручку. Полный рюкзак нагрузил. Помню, еще предупредила: «Смотри, Маркович, семенную протраву там не трожь…» Неужто позарился пьянчужка старый?..

— Может, из домашних кто взял? — высказал предположение Голубев.

— Всем наказывала, чтоб не трогали. Да и ни к чему домашним отраву трогать…

— Кроме вашей семьи, кто знал, что порошок там лежит?

— И Софья Георгиевна знала, и Аня Огнянникова… Так ведь Аня отказалась, а Софья Георгиевна совсем недавно говорила, что, если надо, еще мне может дать этой протравы…

Голубев подставил табурет к небольшому столику.

— Я вообще-то, тетя Дуся, в милиции работаю. Сейчас мы с вами кое-что запишем, — открывая папку, сказал он.

— Ой, милок, а чо писать?! — испугалась Евдокия Федоровна. — На словах всю правду обсказала.

— Слово, говорят, к делу не пришьешь.

Оформление протокола заняло в общей сложности не более получаса. Голубев уже хотел по привычке отметить галочкой места, где Евдокии Федоровне следует расписаться, как вдруг почти интуитивно почувствовал, что Демина чего-то мнется. Словно и сказать ей что-то хочется, и в то же время вроде боится, как бы не наговорить на свою голову лишнего. Заметив это, Слава ободряюще улыбнулся:

— Вы, тетя Дуся, ничего не скрывайте, я лишнего не напишу.

Демина мельком глянула в окно, за которым у грядки ковырял землю розовощекий Славик, скрестила на груди руки и, набравшись смелости, сказала:

— Ну, коли так, то могу сообщить, что в ту самую ночь, когда умер Александр Васильевич Головчанский, у меня из дачи пропал старый черный халат. — Евдокия Федоровна показала на вешалку у двери. — Постоянно здесь висел, для огородной работы держала. А в субботу утром разбилась, не могла найти. Пришлось новый покупать…

— Замок взломали? — спросил Слава.

— Нет, милок. И замочек в двери целый, и ключ в условленном месте, под карнизом, лежал.

— Кто из соседей знает, где вы ключ храните?

— Мы от соседей не прячемся. И Софья Георгиевна, и Аня Огнянникова, и даже Александр Васильевич в наше отсутствие, когда надо, в дачку заглядывали. То инструмент какой возьмут, то стакан, то ножик. И всегда возвращали. Один лишь негодный халат кому-то понадобился…

— Это любопытный фактик. Непременно отразим его в протоколе.

— Отрази, милок, коли любопытно…

Дальнейшие события развернулись так, что Голубеву пришлось не только записывать показания, но и привлекать понятых. Обдумывая очередной вопрос, Слава посмотрел через окно на своего малолетнего тезку и вдруг заметил, что малыш ковыряет землю длинным двухбородчатым ключом. Голубев кивнул в сторону мальчика:

— У внука не от вашей дачи ключ?

— Нет, — ответила Демина. — Тот ключик, с каким внук играет, я в субботу утром, перед приездом милиции, на дороге нашла. Поспрашивала соседей — никто не терял.